— А ты откуда знаешь?
Два двухкомнатных люкса занимали добрую треть этажа и отделялись от общего коридора двойной дверью. Такой же дверью каждый из номеров был отгорожен от просторного холла с огромными, во всю стену, стеклянными окнами, за которыми прямо над общим пляжем нависала широкая терраса.
В ответ Владимир лишь многозначительно пожал плечами:
— Ну так как? Спим или завтра не ныряем?
— Спим, — согласился Алексей и покинул балкон…
…Он хорошо запомнил Тамару спящей: чуть приоткрытые пухлые губы, закрывавшие пол-лица пряди непослушных волос, по-детски поджатые ноги и изящно свернутое в клубок гибкое тело. И сама она вся какая-то трогательно-беззащитная — хотелось закрыть, заслонить ее собой от любых звуков и молча любоваться…
Позже Алексей не раз наблюдал за ней спящей, но тогда, закончив обводку Инночкиных чертежей, он всматривался в ее лицо при тусклом свете настольной лампы и едва сдерживал желание поцеловать.
«Надо что-то придумать: я хочу видеть и чувствовать ее рядом постоянно», — решил он, заползая под одеяло.
Кто знал, что именно Филя, отношения с которым к тому времени достигли точки кипения, заставит их сделать шаг навстречу друг другу?
Учитывая разницу в возрасте (более трех лет из-за того, что Саша пошел в школу с шести) и спортивные достижения Алексея, Филевский поначалу относился к нему уважительно и во многом подражал. На втором курсе он уже держался с ним на равных, а на третьем что-то в Филе сломалось: он стал ревностно воспринимать успехи Радченко и на площадке, и в учебе, и у девушек, хотя сам не страдал от недостатка женской любви.
Леша списывал все это на непростой характер приятеля и до поры до времени не обращал внимания на его поведение. Слишком многое их связывало: учились в одной группе, играли в одной команде, жили через стенку и немало времени проводили вместе. А что касается характера… Спортивное прошлое позволило ему вдоволь наобщаться с разными людьми: добрыми и злыми, равнодушными к собственным успехам и амбициозными, готовыми ради того же успеха не просто растолкать всех локтями, но и растоптать при необходимости. Филя также не был лишен честолюбия, вспыльчив, местами резок, агрессивен, но отходчив. Даже извинялся порой.
«Время обтешет», — сделал вывод Алексей, но, видимо, ошибся. На четвертом курсе неожиданно для всех Саша Филевский вступил с Радченко в открытую борьбу за лидерство. Правда, поначалу это напоминало разведку боем. Что-то не позволяло ему переступить ту грань, которая могла вызвать у Алексея открытое противостояние.
И тут появилась Тамара… Вернее, в их поле зрения она попала давно, но до тех пор, пока Радченко не проявлял к ней интереса, Филя ею тоже не интересовался. Возможно, стараясь привлечь внимание девушки, он рассчитывал утереть нос Алексею, кто знает? Все это было неприятно Радченко, плюс ко всему сплетня, стоившая досадного поступка. Вот потому и решил поговорить с Филей всерьез: надо было раз и навсегда отбить у него охоту даже приближаться к Тамаре.
В тот декабрьский вечер Алексей обнаружил его в легком подпитии, что само по себе не способствовало разговору. Однако Филя молча отреагировал на достаточно жесткие заявления и угрозы, и это успокоило, хотя должно было насторожить… Кто мог подумать, что его слова станут стартовым механизмом для раскручивания всего худшего, что скопилось в Филиной душе?
Через час влетевший в комнату Пашка одной фразой обратил Алексея в разъяренного зверя. Драка случилась прямо в коридоре. Как и когда им под руку попал декан, Леша не помнил: в те минуты весь мир для него сфокусировался на этом подонке, посмевшем прикоснуться грязными руками к самому дорогому на свете. Да окажись на коридоре сам ректор, его бы и это не остановило!
На следующий день, уже на грани исключения из института, Алексей ни грамма не сожалел о случившемся. Он всего лишь защитил честь любимой девушки, а потому, когда его вызвали в ректорат, не собирался ни плакаться, ни раскаиваться и уж тем более просить, чтобы его простили и позволили доучиться. Он готов был выслушать приказ об отчислении, но едва переступил порог огромного кабинета ректора, растерялся: прямо на него смотрели глаза уважаемого человека в форме, и сам он при этом едва заметно ему улыбался.
О том, что Куприянов появился в кабинете у ректора из-за Тамары, Алексей догадался сразу, как и о том, что об истинной причине вчерашней драки он и ректор осведомлены гораздо лучше других. Значит, ради его спасения она поделилась с Евгением Ивановичем такими неприятными подробностями… Словно в тумане он выслушал приказ о строгом выговоре, о возмещении материального ущерба, буркнул «извините» декану, не помня себя, вернулся в комнату, и вдруг его осенило… Он все понял! Понял Тамару, ее поступки, ее странные переходы от любви к ненависти!
Как же права была Инночка! Вот она, Тамара, как на ладони, со своим собственным взглядом на мир, идущая по прямой. Для нее не существует серых полутонов, есть черное и белое! А он все время вынуждал ее сворачивать с этого прямого пути, заставлял смешивать цвета, в результате — бесконечные ссоры, глупые выходки, резкие слова… Ее нельзя ставить перед фактом, нельзя на нее давить, обманывать — да много чего нельзя! Лучше дать время, чтобы она сама все осознала, приняла другое решение, возможно, противоположное принятому ранее. Ведь впоследствии она признавала свои ошибки. Какой же он глупец!
Леша вскочил с места, промчался по коридору, свернул на лестницу, перепрыгнул через несколько ступеней и… столкнулся лицом к лицу с Тамарой. Она сделала шаг, а он просто сгреб ее в охапку, прижался щекой к волосам…