— Наверное, можно… — наблюдая за проплывающим метрах в двадцати маяком, произнес Алексей. Шкипер добавил мощности, и, взревев двумя двигателями, катер рванул в открытое море. — Но и жить при этом другой жизнью тоже, оказывается, можно! — стараясь перекричать рев моторов, добавил он…
…Какими замечательными выдались те несколько недель после практики! Праздник, фейерверк эмоций, когда чувственность, нежность переполняли душу и просто зашкаливали. Впрочем, шкала любви у каждого своя…
Почему все самые большие жизненные ошибки человек замечает лишь с высоты собственного опыта? Идет по жизни, продирается сквозь бурелом, вязнет в грязи, бежит, плывет, ползет — и не задумывается, какой рельеф местности он пересекает — дойти бы! Потом выйдет на высокое чистое место, оглянется назад и обидно становится: это же надо! Да за спиной целая горная цепь с каньонами, болота, бурные реки. А ведь все это можно было обойти, стоило только в самом начале пути взять чуть правее…
Вот так и Алексей, анализируя тот далекий период, видел лишь череду ошибок, которые в итоге и завели его в тупик. Признайся он Тамаре в любви накануне отъезда, не было бы той ночи с Лидой, в этом он был уверен. Как и в том, что если бы сказал те важные слова в первый вечер после приезда, сделал предложение, познакомил с родителями, возможно, ее сердце и смягчилось бы в дальнейшем, да и он не стал бы метаться.
А ведь Леша готов был признаться в своих чувствах в любую минуту! Ему уже тягостно было молчать, усилием воли останавливать себя в последний миг. Зачем? Ну почему тогда казалось, что еще не время? Почему словно онемел, когда появились опасения по поводу беременности? Ведь в душе он был даже рад такому повороту: жизнь сама все решила.
…В ночь перед посещением гинеколога Тамара почти не спала, не спал и Алексей: думал, как бы сделать предложение красиво, чтобы запомнилось на всю жизнь. Знать бы тогда, что красиво все, что уместно и вовремя.
Когда утром он вызвался проводить Тамару в поликлинику, то уже представлял, как все будет: до врача они не дойдут, во всяком случае, в этот день. По дороге завернут в кафе, вот там-то он и сделает предложение. Но прежде надо купить цветы и оставить их у администратора, а заодно приобрести приглянувшееся золотое колечко: сюрприз — так сюрприз, праздник — так праздник!
Едва за Тамарой закрылась дверь, Алексей вскочил и отправился в душ. Напевая что-то под нос, он тщательно выбрился, достал из шкафа парадный костюм, рубашку, галстук, со всех сторон придирчиво осмотрел себя в зеркале, сам себе улыбнулся и отправился в институт: надо было отметиться, а заодно договориться с Кушнеровым, чтобы подъехали с Инкой в кафе.
Занятий как таковых у пятикурсников уже не было, и в институте они появлялись больше для видимости. Времени до защиты диплома оставалось предостаточно, а потому никто не суетился: одни пускали пыль в глаза какими-то мифически выполненными процентами, другие не утруждали себя даже этим. Зачем? Те, кто дожил до диплома, переживут и его защиту.
— Леша! — на подходе к аудитории услышал он голос Тишковской и вздрогнул. — Мне нужно с тобой поговорить! — Она, оглянувшись, потянула его за угол. — Это важно! Лешенька, я не знаю, что мне делать! — перешла она на громкий шепот.
— Что случилось? — насторожился Алексей.
В последнее время они почти не общались, а если такое случалось, разговаривали подчеркнуто вежливо: ни словом, ни намеком не напоминая друг другу о практике.
— Я… Я даже не знаю, как тебе это сказать. — Лида стыдливо закрыла лицо руками. — Я беременна…
— Что?! — не понял Алексей. — Что ты сказала?
— Я беременна, — чуть громче повторила она. — Самое ужасное, что на днях обо всем узнал папа и хочет с тобой поговорить. Сегодня же.
— Зачем?! — Внутри у него словно что-то оборвалось: то, чего он сильно опасался, все-таки случилось. — Та-а-а-к, — протянул он и почувствовал, как сначала его бросило в жар, затем в холод, силы куда-то ушли, а время словно остановилось… Он даже перестал дышать. — Но ведь ты уверяла, что все будет в порядке? — наконец шумно выдохнул он, сделал непроизвольно шаг назад и, почувствовав за спиной твердую опору, прислонился к стене затылком.
— Я не знаю, почему это случилось! Я была уверена!.. Прости меня, — неожиданно расплакалась Лида.
Алексей молчал. Сказать было нечего. Праздничное настроение, которым он жил с самого утра, исчезло.
— Лида, я тебя не люблю, — глухо выдавил он.
— Я знаю. И ничего от тебя не требую, лишь прошу: помоги мне выстоять перед родителями.
— У-у-у! — взвыл Алексей и, вложив в кулак всю обиду и злость, стукнул по стене. — Будь проклята практика, история с письмами! Ненавижу!..
Почувствовав запоздалую боль, он сжал ладонью другой руки травмированную кисть, развернулся и снова обессиленно прислонился к стене.
— Тебе придется на мне жениться, — отчетливо произнесла Лида после долгого молчания. Алексей перевел на нее недоуменный взгляд. — Иначе отец никогда не допустит тебя к защите.
— Ну и черт с ней! Я смогу защититься в другом институте.
— Не сможешь, у тебя даже документы не примут. Ты не представляешь, какие у него связи! Но я не хочу ломать тебе судьбу и потому предлагаю выход: мы женимся, но сразу после рождения ребенка ты свободен. Родители не переживут позора, если я рожу без мужа.
— То есть как это родишь?
— Обыкновенно. Я буду рожать во что бы то ни стало, — твердо заявила Лида, — и поэтому хочу предупредить тебя о возможных последствиях. Тебе придется выбирать: или ни к чему не обязывающий брак, или… Я знаю о Тамаре. Если она тебя любит, то поймет, во имя чего нужна такая жертва. Ни ты, ни я друг друга не неволили и силой в постель не тянули. Разве не так?