Владимир молча включил аварийку и свернул к обочине: шеф хорошо водил машину и до знакомства с Черновым слушать ничего не желал о личном шофере. Выбравшись из городского лабиринта, спустя полчаса они уже мчались по загородному шоссе.
— В таком случае не будете возражать, если я возьму в помощники Михаила? — напряженно всматриваясь в бегущую навстречу дорогу, продолжил вслух свои мысли Чернов. — Мне придется часто отсутствовать, а одного вас я оставить не могу.
— Бери кого хочешь… Теперь у тебя такие полномочия, что многие позавидуют.
— Полномочия в жизни — не главное, и на завистников в свое время я насмотрелся, — ответил тот. — Когда человек дает волю зависти, он тут же начинает проигрывать: слишком много энергии тратит зря… Я сам одно время завидовал однокашнику по училищу: все у него в жизни легко, играючи получалось. Так и погиб с улыбкой на губах: рядом сидел, привстал — а снайпер прямо в сердце попал… Никогда не забуду эту улыбку, до сих пор мурашки по спине… Тогда я в последний раз испытал зависть: оттого что смерть легкая, — вздохнул он. — А вы завидовали когда-нибудь?
— Завидовал, — ответил шеф после раздумья. — Очень давно… Тем ребятам, которые остались играть в команде… Хотя это была скорее обида: мечта уже рядом маячила, рукой подать, и вдруг стала недосягаемой… Долго не мог прийти в себя, пока не понял: надо принять реальность и искать себя в другом… А три года назад, после встречи в Нью-Йорке с бывшим тренером, лишний раз убедился: все правильно… Достигнув цели, люди часто забывают, что надо двигаться дальше, искать что-то новое. Борис Яковлевич до сих пор с нашими ребятами отношения поддерживает: кого-то болячки одолели, кто-то спился, а кто и вообще помер… Единицы состоялись в чем-то, кроме спорта. Такова она, жизнь…
На какое-то время в салоне установилась полная тишина.
— Алексей Ярославович, вы, конечно, можете не отвечать… — Чернов замялся. — Кто для вас та женщина на фотографии в журнале?
— Когда-то, очень давно, я ее любил, — с ходу ответил Радченко. — А ты силен! — в очередной раз отдал он должное наблюдательности Чернова.
— Вы сразу в лице переменились, как только глянули на фотографию, — виновато пояснил тот. — Честно говоря, я вас впервые таким видел.
— Каким?
— Точно у вас сердце прихватило… Я ведь не просто со стороны смотрел — я рядом стоял и все чувствовал. Ну и отпуск для вас с Артемием Михайловичем выдался!.. Вы прямо удовольствие получали, ковыряя старые раны… Может, вам это не понравится, но у меня нет симпатии к той женщине. Не знаю, что вас с ней развело, но если спустя столько лет она снова заставила вас страдать… Представляю, как тяжело вам было, когда вы расстались.
— Думаю, ей тоже было нелегко… Я рад, что у нее сложилась жизнь: сын, работа… А насчет твоих слов… Не знаю, как это объяснить… Но я благодарен судьбе за то, что однажды она дала мне возможность познать настоящую любовь… Ее ни с чем не перепутаешь… И все было бы замечательно, если бы я не позволил себе одну слабость, — вздохнул Радченко.
— У каждого в жизни возможны минуты слабости.
— Возможны. Вопрос в том, насколько серьезны последствия… За свое малодушие я расплатился годами жизни с нелюбимым человеком.
— Скоро поворот, — напомнил Чернов, заметив, что шеф снова погрузился в себя. — Алексей Ярославович, я редко даю советы… но чем скорее вы разберетесь со своим прошлым, тем лучше. — И, дождавшись, пока машина перестроится в правый ряд и свернет с трассы к поселку за лесом, заключил: — Нельзя всю жизнь жить с камнем на душе.
— И что ты предлагаешь? — проехав поднятый для них шлагбаум, спросил Радченко.
— Встретиться и поговорить. Возможно, того человека, который живет в ваших воспоминаниях, давно нет. Люди меняются, и не всегда в лучшую сторону. Иногда достаточно одной встречи, чтобы расставить все точки над і.
— А если наоборот? Если камень на душе станет еще тяжелее?
— Ну, тогда не знаю… Видимо, придется исправлять ошибку… Только ведь вы все равно поступите по-своему, — нажал пульт автоматических ворот Чернов. — Загнать машину в гараж?
— Пусть стоит во дворе. — Алексей вытащил ключи из замка зажигания и протянул их Владимиру. — Завтра к восьми утра надо быть в городе. Слушай, — вдруг обернулся он. — А почему ты меня всегда по имени-отчеству зовешь? Четвертый год вместе.
— Ну, не знаю… Я человек военный…
— Ты человек, который стоит рядом и все чувствует… Давай договоримся общаться наедине на ты.
— Как скажете, — пожал плечами Чернов и сам себя исправил: — То есть… как скажешь.
…Тамара подъехала к Минску около трех ночи. Удачно припарковавшись прямо у подъезда (не хотелось будить охранников в гараже), она поднялась в квартиру и спустя десять минут свалилась в кровать, чтобы через три часа снова вскочить по звонку будильника. На полном автомате она привела себя в порядок, залпом выпила чашечку кофе, заглянула в комнату спавшего сына, вызвала лифт и понеслась на работу. На последнем перекрестке перед офисом ее остановил невесть как оказавшийся на рабочем месте гаишник.
«Из новеньких», — с досадой подумала она и взяла вправо: времени на выяснение отношений с инспектором было безумно жаль.
— Доброе утро, ваши документы… Почему нарушаем, Тамара Аркадьевна? Я вас издалека приметил: скорость была явно превышена! Вот смотрите, — протянул он радар к опущенному стеклу. — Да и перекресток с улицей Карастояновой вы проехали на красный свет.