— Обычно вы раньше всех приезжаете или предупреждаете, если задерживаетесь, — замялся зам. — Я тут схему подготовил, как карданы закрыть. Бухгалтерия житья не дает.
— Правильно делает. Через час приеду — посмотрим. Ты вот что скажи: можем мы узнать, к каким предприятиям проявляет интерес наш новоявленный конкурент? В смысле на кого работает?
— Вы о Ляхове?.. Москвичам нет смысла мотаться в Минск по каждой мелочи… Я поинтересуюсь крупными кредиторами…
— Молодец, действуй!
Свернув с улицы Матусевича на Лещинского, Тамара въехала во дворы и издалека заметила ярко-рыжую шевелюру Ирки.
— Снова масть сменила? — отщелкнула она блокиратор дверей.
С Полуцкой можно было общаться, не расшаркиваясь по поводу и без. Конечно же, обе они умели дипломатично обходить острые углы и расточать комплименты, но в общении друг с другом ценили искренность и возможность называть вещи своими именами. Без всяких обид.
— А что, не идет? — тряхнула она головой. — Между прочим, почти родной цвет.
— Надо же! Выходит, рыжей я тебя уже не застала. — Тамара снова окинула ее взглядом и нажала на газ. — А разрез глаз — тоже родной? — обратила она внимание на непривычно яркую подводку век.
— Да чего ты с самого утра придираешься? Одно из двух: или кто-то уже успел тебе в душу нагадить, или ты сама собралась кого вздрючить, а на мне разминаешься.
— Ни то ни другое. А разминаться на тебе — себе дороже. Ладно, выглядишь ты прекрасно, дай только привыкнуть… Рассказывай, куда пропала.
— Это я пропала?! Тебя саму днем с огнем не сыщешь! Хорошо хоть «Чужо-о-о-й» понадобился!
— Так я тебя каждый вечер слушаю! Кто виноват, что, когда ты заканчиваешь работу, я уже третий сон вижу. Днем я вся в делах, а ты или отсыпаешься, или с ребенком сидишь.
— Вот и обидно, — вздохнула Ирка. — Такие события в жизни назревают, а посоветоваться не с кем… Я возьму сигаретку?
Год назад Полуцкая решила, что если перестанет покупать сигареты, то будет меньше курить. Курила она и вправду реже, но зато все, что попадалось под руку.
— У меня в бардачке нераспечатанная пачка лежит. Возьми, — предложила Тамара.
— От нее же к вечеру ничего не останется! Ни за что!
— Как знаешь. Так что у тебя стряслось?
— Ну, во-первых, приезжал мой бывший благоверный: снова канючил, что не может жить без меня и сына.
— И ты?
— Восприняла его плач как сезонное обострение психики: осенью все себя жалеют. Почему-то именно осенью он вспоминает о нас с Костиком. Только я знаю, чем все закончится: зимой он пригреется, впадет в спячку, а к весне проснется и станет искать свежий объект для творческого вдохновения. Все это мы проходили… В общем, я его по головке погладила и дала таблетку.
— Какую таблетку?
— Да познакомила с одной экстравагантной особой.
— Ну и что?
— До следующей осени во врачебной помощи не нуждается.
— Ясно… А что было «во-вторых»?
— Не во-вторых, а второй. И не было, а вот-вот будет. Помнишь, я звонила тебе с Кипра?
— Курортный роман?.. — напрягла память Тамара. — Кирилл. Кажется, он был из Пензы?
Ирка удивленно вскинула брови:
— Ну, мать, ты даешь: видать, серое вещество в твоей черепушке еще не совсем забродило! Так вот, этот романтик приезжает сюда на следующей неделе. Каждый день звонит, письма по e-mail шлет… Если так пойдет и дальше, перееду в Пензу и стану домохозяйкой.
От неожиданности Тамара включила правый поворот и съехала на обочину.
— Из Минска в Пензу? Да ты спятила! И потом, какая из тебя домохозяйка? Через неделю взвоешь!
— Ну и пусть, — загасила сигарету Полуцкая. — Надоело пахать дни и ночи напролет: на радио копейки платят, на телике тоже. Провожу всякую хренотень, соглашаюсь с какими-то немыслимыми условиями, бредовыми идеями! Хочешь знать, когда у меня в этом году первая «елка» намечается? Шестого декабря! И так до самого старого Нового года! Сына почти не вижу, в личной жизни никакого просвета. А все потому, что некогда! Знаешь, как меня достала такая жизнь?
— Догадываюсь. Только не обольщайся, что сможешь себя переломать, — не с твоим характером! И потом… Что-то я не вижу в твоих глазах огня страсти: неужели решила сходить замуж без любви?
— Решила почувствовать себя нормальной бабой! — парировала Ирка. — Буду готовить завтраки, обеды и ужины, засыпать и просыпаться на одном и том же мужском плече. Да лучше завыть волком от безделья, чем захлебнуться в слезах на твоей широкой кровати! Кому нужна такая независимость? — в сердцах выдала Полуцкая и умолкла.
— Дело не в независимости, а в самоуважении. Для меня важно, чтобы я сама себя не перестала уважать, — после паузы вымолвила Тамара и взглянула на часы: — Я на работу опаздываю, — включила она левый поворот и отпустила тормоз.
Всю дорогу до клуба подруги не проронили ни слова. Остановившись на пустой парковке перед ночным заведением, Крапивина так же молча отщелкнула блокиратор дверей.
— Прости меня… Хотела оправдать себя в твоих глазах, — виновато вздохнула Ирка. — Кто мне еще правду скажет? Ты у меня одна такая.
— Какая?
— Родная… Ладно, я пошла, — отстегнула она ремень.
— Постой… Все-таки ответь на вопрос: ты его любишь?
— Не знаю… На днях попыталась вспомнить, кто за три последних года захотел хоть разочек заглянуть в душу «говорящей куклы», снять хоть капельку забот? Никто… А он одним махом предложил решить все проблемы. Костика хочет воспитывать… У него одно условие: никакой работы.